Да я только что вошла в дом. Мы разошлись два часа назад, все было спокойно. - говорит мне, опешив помощница худрука Сатиры Сергея Газарова милейшая Анна. И замолкает, не веря в случившееся.
Но случилось. Беда. Настоящая. Не только для театра Сатиры, для всех - коллег Александра Анатольевича, для режиссеров. Что и говорить о публике, которая его обожала. Это тот редкий случай, когда даже заскорузлые антисемиты смотрели на него и слушали, а потом цитировали - его героев из фильмов, где у Ширвиндта в общем-то и не было больших судьбоносных ролей - ну друг по баньке, бабник, ну кто ещё? Да, красавчик тенор в комедии 50-ых, забыла название.
Но театр его любил. И педагогика выбрала его рано-рано, когда он учился ещё на четвёртом курсе, а уже вёл занятия по фехтованию. А потом стал делать со студентами отрывки. А студентки влюблялись в него, лишались чувств под его волооким взором. Он же перед ними крутил обручальное кольцо на пальце демонстративно - девчонки, мол, и не рассчитывайте на взаимность.
Одна жена - Тата, она же Наталья Николаевна, архитектор, красавица, посвятившая ему жизнь. Знала ему цену. Увлекалась фотографией, когда никакой цифры и в помине не было - снимала его, до последнего снимала на подмосковной даче, где они жили последнее время. Ему нужен был свежий воздух - стенд на сердце меняли, «тело ремонтировали», - смеялся он.
«Наталья Николаевна, как там наш А. А.? - спрашивала я ее по WhatsApp. «Ничего, слаб ещё, но собирается играть», - отвечала она и присылала какую-нибудь его очередную фоточку или шуточку.
Ну да, папа Шура (так звали его ученики) - король шутки, остряк сначала Всесоюзного, до Перестроечного масштаба, а потом уже на все времена. Остроумец от слова ум - так сканировать действительность, родимые пятна нашей ментальности, людей, власть - мог только он. Скажет не в бровь, а в глаз, и получалось глубоко, но не обидно и главное не зло.
Не люблю злых и жадных, - сказал он мне при первой встрече много лет назад, и я это запомнила на всю жизнь. И каждый раз глядя на него в кабинете ли худрука, а потом Почетного президента, или за общим столом с выпивкой/закуской, который он вёл как дирижёр-виртуоз, я убеждалась в этом - злобой людской он … Он ее не ненавидел даже, он просто ей брезговал. Как брезгуют нехорошей и некрасивой пищей, грязной одеждой… Аристократ слова и духа, вальяжный господин, он на самом деле был настоящим человеком театра. До мозга костей. И никогда не суетился насчёт ролей, ждал, что найдут. И они находили - его граф Альмавива в «Фигаро», его Бобчинский или Добчинский в «Ревизоре», да сколько их было в ярком ансамбле Сатиры.
Той самой Сатиры, куда нельзя было попасть - билетов ни за какие деньги не достать. Где служили великие артисты, и он был среди них. А потом он остался один. Как перст, и стал синонимом этого театра на Садовой Триумфальной. Ширвиндт - это Сатира. Сатира - это Ширвиндт. Уже не было его друзей - Андрея Миронова, потерявшего сознания на спектакле в Риге и подхваченного руками именно Ширвиндта. Нет Михаила Державина - верного партнера и спутника их великолепного дуэта. Нет Ольги Аросевой, Спартака Мишулина, Менглета, Ткачука… Боже, они уходили на его глазах, а он хоронил, говорил речи, искренние, от сердца, ибо умел ценить талант и честные отношения. Что в театре большая редкость.
В августе внезапно ушла из жизни Вера Васильева, которую он всегда называл Верочкой и опекал, хотя был моложе ее. Когда хоронили Веру Кузьминичну, с ним что-то произошло на сцене. Впервые я видела растерянного папу Шуру на сцен, у микрофона. Он как будто что-то потерял и искал. Внутренняя паника, не свойственная этому человеку, на какое то мгновение овладела им. Но он справился. Предчувствовали ли он что-то? Заглянул ли он в эту бездну, куда отправлялась его партнерша Верочка? Почувствовал ли, что сам оказался на краю? Как знать… И имеет ли это теперь хоть какое-то значение, если он сегодня вечером шагнул туда, за своими.
«Наши все на Ваганьковском» , - его любимая шутка. Теперь он, наверное, упокоится там, рядом с ними - с Андрюшкой (Мироновым), Гришкой (Гориным), Мишкой (Державиным). А вот его Марик (Захаров) на Новодевичьем лежит. «Откололся от наших», - без тени улыбки говорил он. Пока был жив Ширвиндт, он был оберегом театра Сатиры. Кто теперь станет хранить этот театр? Его театр.
login
who are we?
contact us
qosheapp
Toi Staff
Gideon Levy
Belen Fernandez
Andrew Mitrovica
Mort Laitner
Nikkei Editorial
Rami G Khouri
Ali Fathollah-Nejad
visit website
